EVOLUTION,
|
История эта необычна тем, что инженер-химик по профессии увлекся ламповым звуком, но поступил абсолютно вразрез общепринятым нормам. Он не взялся сходу строить чемпионский усилитель, а из подручных средств собрал малюсенький компактный двухтактник. Понадобилось четыре года, чтобы, заглядывая в хрестоматию Г. Войшвилло и однажды увидев схему Ongaku, Сергей Демченко решил одолеть «королеву триодов» ГМ-70. Что было в промежутке и чем закончилось дело, пусть расскажет он сам. — А. Б. По образованию я химик-технолог, закончил Ленинградскую Техноложку в 1981 г. Конечно, до момента увлечения ламповым звуком приходилось иметь дело с ламповыми усилителями. На дискотеках, когда учился, применялся симпатичный такой, то ли Tesla, то ли BEAG на EL84. Мощности в нем было ватт двадцать. Однако несмотря на его хилое здоровье (транзисторные его запросто заглушали), он был настолько удобен и прост, что его полупроводниковые браться надолго вселили отвращение. Они могли выгореть в любой момент, захлебывались (хрипели и дико искажали), когда ручку вывернешь чуть больше положенного (известное дело, дискотека!). А этот малыш на гнутом шасси продолжал себе работать и ничего с ним не происходило. В следующий раз лампы и аппараты на них пришлось увидеть в Японии — ездил принимать оборудование. Было это на стыке 89 и 90 года. В магазинах все сплошь транзисторно-микросхемное, только однажды мы попали в небольшую лавку, где стояли ламповые аппараты и продавались всевозможные лампочки. Цены на это старье были просто адскими. Переводчик что-то лепетал про ретро, но толком объяснить не мог, отчего это поношенное ретро стоит таких огромных денег. Конечно, ничего из этого даже в мыслях не было приобретено. Зато поживились мы на радиобарахолке в одном из районов Токио. До сих пор у меня работают пластмассовые разъемы RCA и конденсаторы электролиты, тогда это был большой дефицит. А музыку до сих пор слушаю на CD проигрывателе Pioneer Z-70; эта достойная машина была привезена из той поездки. Интерес, как аппетит, стал разыгрываться после статьи Лихницкого в журнале «АМ», где были рекомендации по переделке «Прибоя». Вот тогда отыскал схему институтского усилителя и повторил ее... на крышке от старого тестера, сам видишь (вспышка, вжжик — это мы фотографируем). На удивление в нем сразу все заработало и звучание подтвердило ожидания, но остановиться на нем я уже не мог. Стал почитывать старые журналы «Радио», в Публичке нашелся даже «Вестник электротехнической промышленности слабых токов» со статьями Кризе. Его книжку я уж потом проштудировал, равно как и «Усилители на лампах» Войшвилло. Мне они нравятся тем, что следуя им буквально, можно добиться как раз того, во имя чего они были написаны. Они — учебники! Имено так, методично одолевая их, я постепенно стал понимать как работает каскад один, либо другой, по виду характеристик определять возможную нелинейность передачи. Когда начинают говорить, что литературы по ламповой технике мало — не поверю, захочешь — найдешь! Я теребил ближайших в окружении на работе электронщиков, которые уже не учились на лампах, но помогали самими лампами, расчетами, литературой. Особых слов благодарности хотел бы сказать Александру Алферову. Вот, можно считать, что с середины 95 года я уже серьезно втянулся в это дело. До поры я экспериментировал только с двухтактными схемами, об однотактных я еще думал как об устаревшей навсегда идеологии. Да и выходные трансы мне казались легче в изготовлении: намотал тупо вторичку поверх первички и никакой головной боли по поводу подмагничивания, частотный диапазон тоже вполне устраивал. Потом начал присматриваться к старому трансформаторному железу; его в списанном КиПовском оборудовании оказалось предостаточно, ну и пошло-поехало. Трансы стали больше, выросли и требования. Теперь я уже стал перебирать лампами. Сделал на 6П3С, потом на прямонакальных триодах 6С4С. Тут что-то и перещелкнуло в душе. Устаревшего типа лампы (это о 6С4С) показали звук, которого никак было не добиться от лучевых заслуженных тетродов. И вот, в конце 96-го, я купил свой первый выпуск «Вестника», помнишь, мы еще водки выпили на радиорынке за то, чтоб правое наше дело развивалось. В нем я впервые увидел схему «Ongaku», о котором так много слухов, однако ж мало кто его видел и слушал (Как раз я из тех, правда всего один раз. — А. Б.). Это на лампе-то родом из начала века! Тут на мою неописуемую радость у товарища по работе (А. Алферов) нашелся целый ящик ГМ-70, вот это праздник, представляешь!!! Все! Решено, надо сделать машину на этих больших красивых лампах, чего бы это не стоило. Как раз в феврале 97-го в Москве устроили выставку Hi-Fi Show и там я увидел усилители Manley на этих самых ГМ-70. Я просто обомлел, а тут еще пресс-конференция с Евой Анной Manley. После я подошел к этой маленькой очаровательной женщине и попросил автограф. Она расписалась фломастером прямо на цоколе моей семидесятки, я специально взял ее с собой. Теперь эта лампа — главная в моей коллекции. Однако со схемой Ongaku вышла заминка. Повторять ее 1:1 не хотелось: нутром понимал, что лампы у Audio Note выбраны с учетом «гармонизации», не только по формальным требованиям к усилению. Понадобился едва ли не год, чтобы собственная схема «отлежалась» в голове, да и на поиски элементов ушла уйма времени. Пока созревала схема и конструкция, решил сделать, как бы это посильнее определить, масштабную модель Ongaku. Вот как она выглядит (снова вспышка — снято). К оригинальной схеме это не имеет отношения, выходные лампы — пентоды 6Ф6С, та еще экзотика, позднее, в году 51–53 ее сменила 6П6С. Однако 6Ф6С лампа очень линейная, что в триодном, что в пентодном включении. Недаром в свое время Шишидо ее использовал триодным драйвером для раскачки 300B. Вот такая масштабная, действующая модель подготовлена мной уже к малой серии. Я решил сделать их несколько, потому что пару у меня уже купили, людям нравится их внешний вид, напоминающий неподъемный по деньгам Ongaku. Да и размеры, в 2,5 раз меньше по каждой стороне от оригинала, делают эти машинки забавными и привлекательными. Я даже имя им дал — Ukagno, догадываешься откуда оно взялось? (Я быстренько покорно догадался. — А. Б.). Теперь, значит, пойдем главный усилитель разглядывать. Он пока пустой, только коробка сделана, лампы стоят для образа, а вся начинка собрана в другой комнате, вот мы ее и примемся слушать. В скором времени я все это хозяйство разберу и уложу заново в короб, крашенный и отделанный, чтоб это гляделось не самоделкой вульгарной, а нормальный товарный вид имело. (Вжик — есть фото. Упс… не получилось!!!) Пока это «хозяйство» с размерами метр на метр прогревалось, мы выпили по рюмке кофе, закусили и Сергей рассказал про схему своего детища. Итак, продолжим. — А. Б. В конце концов решил я скрестить Ongaku и Aeon, что делает Gamma Acoustic. У последнего по входу пентод стоит, EF86, наша 6Ж32П. Чтобы ясно себе представлять, с какими лампами я имею дело, стал снимать характеристики каждой — 6Ж32П, 6Н6П и ГМ-70. С целью усреднения, обмерял по десятку каждой, теперь у меня свой справочник с точными параметрами по этим лампам. По анодным кривым я решил нагрузку взять 11–12 кОм, чтоб линейнее было; может быть и мощностью пожертвовал, но 20 ватт мне хватает, да еще с заходом в положительную область на сетке. ГМ-70 шикарная лампа, у нее при +35 вольтах на сетке, ток всего 12 mA, сам мерял. Правда она требует предельной амплитуды на аноде первого каскада. С выходным трансформатором вышла долгая история. Начитался я и Цыкина и Кризе, да и «Вестник» масла в огонь подлил. Поначалу это было Ш-32 железо с набором 80 мм! Чтобы мало не показалось, железом каши не испортишь. Оказалось, что очень даже можно. При таких размерах сердечника, длина витка провода превратилась чуть ли не в полметра, а с нею сопротивление обмотки по меди выросло до 1,5 кОма. Представляешь, оно стало равным внутреннему сопротивлению лампы! Это означает, что почти половина мощности будет потеряна. Я понял, что увлечение только одним чемпионским параметром просто губительно, проблему нужно решать комплексно, оптимизировать одно под другое. Все эти досужие рассуждения про полуцентнеровые трансы меня уже давно не возбуждают, ерунда. Гораздо сложнее подогнать одно под другое, но не ради сложности, а чтобы машина поехала. И ехать она сможет без усилий и быть при этом легко управляемой. А этот пересол с железом ли, с конденсаторами питания или силовым трансом все равно даст себя знать в звуке. В конце концов, как известно, гигантские животные вымерли, трудно им было выжить. Гигантомания у нас в крови, но и кровью потом обходится. Ладно, это нетехническое отступление. В итоге я изготовил две пары выходников, чтобы выбрать из них лучшие по субъективной оценке. Первый составлен из двух Ш-30 с набором 60 мм. Получился стройный транс с высокой катушкой, с очень малой индуктивностью рассеяния. Габариты его точь в точь как у Ongaku. Второй — Ш32 с набором в 60, но с уширенным окном, чтобы меди было больше, вот его и станем слушать. Элементы — конденсаторы, резисторы я приобретал из соображений технических, чтобы вели себя стабильно в широком диапазоне
температур, напряжений, токов. А потом последовательно все их прослушивал. То, что ты видишь припаянного в этой горе — результат
естественного отбора. На это ушел год. От редактора: Что же меня взяло за живое во всем этом? Прежде всего то, что Сергей последовательно шел и пришел к реализации своей мечты. При этом для него важным было не мчаться на скорости дальше и перепрыгивать через ступеньки, а методично, с пониманием сути дела, взбираться на вершину горы. Может быть до вершины еще далеко, кто знает как она выглядит? Но то, что он взял верное направление, в этом сомнений нет. Что понравилось еще? Такие, как Сергей, в конце концов из любителей становятся профессионалами. то есть начинают делать для людей, ясно понимая, что им нужно. Ведь он сам перепробовал своими руками кучу решений и выбирал то, что имело право на жизнь, звучало. Эволюция в чистом виде, иначе не скажешь... Голос за кадром: «... а машина легко тронулась и оказалась на удивление, легко управляемой. История не окончена, она еще будет иметь продолжение». |